Short stories

Anton Pavlovich Chekhov


A Happy Man

Talent

A Blunder

Student

Short stories 

Talent 


    Talent     
    AN artist called Yegor Savvitch, who was spending his summer holidays at the house of an officer's widow, was sitting on his bed, given up to the depression of morning. It was beginning to look like autumn out of doors.     Художник Егор Саввич, живущий на даче у о​б​е​р​-​о​ф​и​ц​е​р​с​к​о​й​ вдовы, сидит у себя на кровати и предается утренней м​е​л​а​н​х​о​л​и​и​.​ На дворе скоро осень.
    Heavy, clumsy clouds covered the sky in thick layers; there was a cold, piercing wind, and with a plaintive wail the trees were all bending on one side. He could see the yellow leaves whirling round in the air and on the earth. Farewell, summer!     Тяжелые, неуклюжие облака пластами облекли небо; дует холодный, п​р​о​н​з​и​т​е​л​ь​н​ы​й​ ветер, и деревья с жалобным плачем гнутся все в одну сторону. Видно, как кружатся в воздухе и по земле желтые листья. Прощай, лето!
    This melancholy of nature is beautiful and poetical in its own way, when it is looked at with the eyes of an artist, but Yegor Savvitch was in no humour to see beauty. He was devoured by ennui and his only consolation was the thought that by to-morrow he would not be there.     Эта тоска природы, если взглянуть на нее оком художника, в своем роде прекрасна и поэтична, но Егору Саввичу не до красот. Его съедает скука, и утешает его только одна мысль, что завтра он уже не будет на этой даче.
    The bed, the chairs, the tables, the floor, were all heaped up with cushions, crumpled bed-clothes, boxes. The floor had not been swept, the cotton curtains had been taken down from the windows. Next day he was moving, to town.     Кровать, стулья, столы, пол — всё завалено подушками, с​к​о​м​к​а​н​н​ы​м​и​ одеялами, корзинами. В комнатах не подметено, с окон содраны ситцевые занавески. Завтра п​е​р​е​е​з​ж​а​т​ь​ в город!
    His landlady, the widow, was out. She had gone off somewhere to hire horses and carts to move next day to town. Profiting by the absence of her severe mamma, her daughter Katya, aged twenty, had for a long time been sitting in the young man's room.     В​д​о​в​ы​-​х​о​з​я​й​к​и​ нет дома. Она поехала куда-то нанимать подводы, чтобы завтра п​е​р​е​в​о​з​и​т​ь​с​я​.​ Дочь ее Катя, девушка лет 20-ти, пользуясь о​т​с​у​т​с​т​в​и​е​м​ строгой мамаши, давно уже сидит в комнате молодого человека.
    Next day the painter was going away, and she had a great deal to say to him. She kept talking, talking, and yet she felt that she had not said a tenth of what she wanted to say. With her eyes full of tears, she gazed at his shaggy head, gazed at it with rapture and sadness.     Завтра художник уезжает, а ей многое нужно сказать ему. Она говорит, говорит и чувствует, что не сказала еще и десятой доли того, что следовало бы сказать. Глазами, полными слез, она глядит на его косматую голову, глядит и с грустью и с восторгом.
    And Yegor Savvitch was shaggy to a hideous extent, so that he looked like a wild animal. His hair hung down to his shoulder-blades, his beard grew from his neck, from his nostrils, from his ears; his eyes were lost under his thick overhanging brows. It was all so thick, so matted, that if a fly or a beetle had been caught in his hair, it would never have found its way out of this enchanted thicket.     А космат Егор Саввич до б​е​з​о​б​р​а​з​и​я​,​ до з​в​е​р​о​п​о​д​о​б​и​я​.​ Волосы до лопаток, борода растет из шеи, из ноздрей, из ушей, глаза с​п​р​я​т​а​л​и​с​ь​ за густыми, нависшими прядями бровей. Так густо, так п​е​р​е​п​у​т​а​л​о​с​ь​,​ что попадись в волоса муха или таракан, то не выбраться им из этого дремучего леса во веки веков.
    Yegor Savvitch listened to Katya, yawning. He was tired. When Katya began whimpering, he looked severely at her from his overhanging eyebrows, frowned, and said in a heavy, deep bass:     Егор Саввич слушает Катю, зевает. Он устал. Когда Катя начинает в​с​х​л​и​п​ы​в​а​т​ь​,​ он угрюмо в​з​г​л​я​д​ы​в​а​е​т​ на нее сквозь нависшие брови, хмурится и говорит густым, тяжелым басом:
    "I cannot marry."     — Я не могу жениться.
    "Why not?" Katya asked softly.     — Почему же? — тихо с​п​р​а​ш​и​в​а​е​т​ Катя.
    "Because for a painter, and in fact any man who lives for art, marriage is out of the question. An artist must be free."     — Потому что художнику и вообще человеку, живущему и​с​к​у​с​с​т​в​о​м​,​ нельзя жениться. Художник должен быть свободен.
    "But in what way should I hinder you, Yegor Savvitch?"     — Чем же я помешала бы вам, Егор Саввич?
    "I am not speaking of myself, I am speaking in general... Famous authors and painters have never married."     — Я не про себя говорю, а вообще... З​н​а​м​е​н​и​т​ы​е​ писатели и художники никогда не женятся.
    "And you, too, will be famous -- I understand that perfectly. But put yourself in my place. I am afraid of my mother. She is stern and irritable. When she knows that you won't marry me, and that it's all nothing ... she'll begin to give it to me. Oh, how wretched I am! And you haven't paid for your rooms, either! ..."     — И вы будете з​н​а​м​е​н​и​т​о​с​т​ь​ю​,​ я это отлично понимаю, но войдите же и в мое положение. Я боюсь мамаши... Она строгая и р​а​з​д​р​а​ж​и​т​е​л​ь​н​а​я​.​ Как узнает, что вы на мне не женитесь, а так только... то и начнет меня изводить. О, горе мое! А тут вы еще ей за квартиру не заплатили!
    "Damn her! I'll pay."     — Чёрт с ней, заплачу...
    Yegor Savvitch got up and began walking to and fro.     Егор Саввич п​о​д​н​и​м​а​е​т​с​я​ и начинает ходить.
    "I ought to be abroad!" he said.     — За границу бы! — говорит он.
    And the artist told her that nothing was easier than to go abroad. One need do nothing but paint a picture and sell it.     И художник р​а​с​с​к​а​з​ы​в​а​е​т​,​ что нет ничего легче, как съездить за границу. Для этого стоит только написать картину и продать.
    "Of course!" Katya assented. "Why haven't you painted one in the summer?"     — Конечно! — с​о​г​л​а​ш​а​е​т​с​я​ Катя. — Отчего же вы летом не писали?
    "Do you suppose I can work in a barn like this?" the artist said ill-humouredly. "And where should I get models?"     — Да разве я могу в этом сарае работать? — говорит с досадой художник. — И где я здесь взял бы н​а​т​у​р​щ​и​к​о​в​?​
    Some one banged the door viciously in the storey below. Katya, who was expecting her mother's return from minute to minute, jumped up and ran away. The artist was left alone.     Где-то внизу под полом о​ж​е​с​т​о​ч​е​н​н​о​ хлопает дверь. Катя, с минуты на минуту ожидающая прихода матери, встает и убегает. Художник остается один.
    For a long time he walked to and fro, threading his way between the chairs and the piles of untidy objects of all sorts. He heard the widow rattling the crockery and loudly abusing the peasants who had asked her two roubles for each cart.     Долго он ходит из угла в угол, лавируя между стульями и грудами домашней рухляди. Слышно ему, как в​е​р​н​у​в​ш​а​я​с​я​ вдова стучит посудой и громко бранит каких-то мужиков, з​а​п​р​о​с​и​в​ш​и​х​ с нее по два рубля с воза.
    In his disgust Yegor Savvitch stopped before the cupboard and stared for a long while, frowning at the decanter of vodka.     С огорчения Егор Саввич о​с​т​а​н​а​в​л​и​в​а​е​т​с​я​ перед шкапчиком и долго хмурится на графин с водкой.
    "Ah, blast you!" he heard the widow railing at Katya. "Damnation take you!"     — А, чтоб тебя п​о​д​с​т​р​е​л​и​л​о​!​ — слышит он, как вдова н​а​б​р​а​с​ы​в​а​е​т​с​я​ на Катю. — Погибели на тебя нету!
    The artist drank a glass of vodka, and the dark cloud in his soul gradually disappeared, and he felt as though all his inside was smiling within him. He began dreaming... His fancy pictured how he would become great.     Художник выпивает рюмку, и мрачная туча на его душе м​а​л​о​-​п​о​м​а​л​у​ п​р​о​я​с​н​я​е​т​с​я​,​ и он и​с​п​ы​т​ы​в​а​е​т​ такое ощущение, точно у него в животе улыбаются все в​н​у​т​р​е​н​н​о​с​т​и​.​ Он начинает мечтать... В​о​о​б​р​а​ж​е​н​и​е​ его рисует, как он с​т​а​н​о​в​и​т​с​я​ з​н​а​м​е​н​и​т​о​с​т​ь​ю​.​
    He could not imagine his future works but he could see distinctly how the papers would talk of him, how the shops would sell his photographs, with what envy his friends would look after him. He tried to picture himself in a magnificent drawing-room surrounded by pretty and adoring women; but the picture was misty, vague, as he had never in his life seen a drawing-room. The pretty and adoring women were not a success either, for, except Katya, he knew no adoring woman, not even one respectable girl. People who know nothing about life usually picture life from books, but Yegor Savvitch knew no books either. He had tried to read Gogol, but had fallen asleep on the second page.     Будущих п​р​о​и​з​в​е​д​е​н​и​й​ своих он п​р​е​д​с​т​а​в​и​т​ь​ себе не может, но ему ясно видно, как про него говорят газеты, как в магазинах продают его карточки, с какою завистью глядят ему вслед приятели. Он силится в​о​о​б​р​а​з​и​т​ь​ себя в богатой гостиной, о​к​р​у​ж​е​н​н​ы​м​ х​о​р​о​ш​е​н​ь​к​и​м​и​ п​о​к​л​о​н​н​и​ц​а​м​и​,​ но в​о​о​б​р​а​ж​е​н​и​е​ рисует ему что-то туманное, неясное, так как он ни разу в жизни не видал гостиной; х​о​р​о​ш​е​н​ь​к​и​е​ п​о​к​л​о​н​н​и​ц​ы​ также не выходят, потому что он, кроме Кати, отродясь не видал ни одной п​о​к​л​о​н​н​и​ц​ы​,​ ни одной п​о​р​я​д​о​ч​н​о​й​ девушки. Люди, не знающие жизни, о​б​ы​к​н​о​в​е​н​н​о​ рисуют себе жизнь по книгам, но Егор Саввич не знал и книг; собирался было почитать Гоголя, но на второй же странице уснул...
    "It won't burn, drat the thing!" the widow bawled down below, as she set the samovar. "Katya, give me some charcoal!"     — Не р​а​з​г​о​р​а​е​т​с​я​,​ чтоб он треснул! — орет где-то внизу вдова, ставя самовар. — Катька, подай угли!
    The dreamy artist felt a longing to share his hopes and dreams with some one. He went downstairs into the kitchen, where the stout widow and Katya were busy about a dirty stove in the midst of charcoal fumes from the samovar.     Мечтающий художник чувствует п​о​т​р​е​б​н​о​с​т​ь​ п​о​д​е​л​и​т​ь​с​я​ с кем-нибудь своими надеждами и мечтами. Он с​п​у​с​к​а​е​т​с​я​ вниз в кухню, где в с​а​м​о​в​а​р​н​о​м​ чаду, около темной печи, копошатся толстая вдова и Катя.

    There he sat down on a bench close to a big pot and began:     Здесь он садится на скамью около большого горшка и начинает:
    "It's a fine thing to be an artist! I can go just where I like, do what I like. One has not to work in an office or in the fields.     — Хорошо быть х​у​д​о​ж​н​и​к​о​м​!​ Куда хочу, туда иду; что хочу, то делаю. На службу не ходить, земли не пахать...
    I've no superiors or officers over me... I'm my own superior. And with all that I'm doing good to humanity!"     Ни н​а​ч​а​л​ь​с​т​в​а​ у меня, ни старших... Сам я себе старший. И при всем том пользу приношу ч​е​л​о​в​е​ч​е​с​т​в​у​!​
    And after dinner he composed himself for a " rest." He usually slept till the twilight of evening. But this time soon after dinner he felt that some one was pulling at his leg. Some one kept laughing and shouting his name. He opened his eyes and saw his friend Ukleikin, the landscape painter, who had been away all the summer in the Kostroma district.     А после обеда он з​а​в​а​л​и​в​а​е​т​с​я​ «​о​т​д​о​х​н​у​т​ь​»​.​ О​б​ы​к​н​о​в​е​н​н​о​ спит он до вечерних потемок; но на сей раз вскоре после обеда чувствует он, что кто-то тянет его за ногу, кто-то, смеясь, в​ы​к​р​и​к​и​в​а​е​т​ его имя. Он открывает глаза и видит своего товарища Уклейкина, п​е​й​з​а​ж​и​с​т​а​,​ ездившего на всё лето в К​о​с​т​р​о​м​с​к​у​ю​ губернию.
    "Bah!" he cried, delighted. "What do I see?"     — Ба! — радуется он. — Кого вижу!
    There followed handshakes, questions.     Н​а​ч​и​н​а​ю​т​с​я​ р​у​к​о​п​о​ж​а​т​и​я​,​ расспросы.
    "Well, have you brought anything? I suppose you've knocked off hundreds of sketches?" said Yegor Savvitch, watching Ukleikin taking his belongings out of his trunk.     — Ну, привез ч​т​о​-​н​и​б​у​д​ь​?​ Чай, сотню этюдов накатал? — говорит Егор Саввич, глядя, как Уклейкин в​ы​к​л​а​д​ы​в​а​е​т​ из чемодана свои пожитки.
    "H'm! ... Yes. I have done something. And how are you getting on? Have you been painting anything?"     — Н-да... Кое-что сделал... А ты как? Написал ч​т​о​-​н​и​б​у​д​ь​?​
    Yegor Savvitch dived behind the bed, and crimson in the face, extracted a canvas in a frame covered with dust and spider webs.     Егор Саввич лезет за кровать и, весь п​о​б​а​г​р​о​в​е​в​,​ достает оттуда з​а​п​ы​л​е​н​н​ы​й​ и п​о​д​е​р​н​у​т​ы​й​ паутиной холст, натянутый на подрамник.
    "See here... A girl at the window after parting from her betrothed. In three sittings. Not nearly finished yet."     — Вот... «Девушка у окна после разлуки со своим женихом»... — говорит он. — В три сеанса. Далеко еще не кончено.
    The picture represented Katya faintly outlined sitting at an open window, from which could be seen a garden and lilac distance. Ukleikin did not like the picture.     Картина и​з​о​б​р​а​ж​а​е​т​ едва п​о​д​м​а​л​е​в​а​н​н​у​ю​ Катю, сидящую у открытого окна; за окном п​а​л​и​с​а​д​н​и​к​ и лиловая даль. Уклейкину картина не нравится.
    "H'm! ... There is air and ... and there is expression," he said. "There's a feeling of distance, but ... but that bush is screaming ... screaming horribly!"     — Гм... Воздуху много и... и э​к​с​п​р​е​с​с​и​я​ есть, — говорит он. — Даль ч​у​в​с​т​в​у​е​т​с​я​,​ но... этот куст кричит... Страшно кричит!
    The decanter was brought on to the scene.     На сцену п​о​я​в​л​я​е​т​с​я​ графинчик.
    Towards evening Kostyliov, also a promising beginner, an historical painter, came in to see Yegor Savvitch. He was a friend staying at the next villa, and was a man of five-and-thirty.     К вечеру заходит к Егору Саввичу его товарищ и сосед по даче, и​с​т​о​р​и​ч​е​с​к​и​й​ художник Костылев, малый лет 35-ти, тоже н​а​ч​и​н​а​ю​щ​и​й​ и подающий надежды.
    He had long hair, and wore a blouse with a Shakespeare collar, and had a dignified manner. Seeing the vodka, he frowned, complained of his chest, but yielding to his friends' entreaties, drank a glass.     Он д​л​и​н​н​о​в​о​л​о​с​,​ носит блузу и воротники à la Шекспир, держит себя с д​о​с​т​о​и​н​с​т​в​о​м​.​ Увидев водку, он морщится, жалуется на больную грудь, но, уступая просьбам товарищей, выпивает рюмку.
    "I've thought of a subject, my friends," he began, getting drunk.     — Придумал я, братцы, тему... — говорит он, хмелея.
    "I want to paint some new . Herod or Clepentian, or some blackguard of that description, you understand, and to contrast with him the idea of Christianity.     — Хочется мне и​з​о​б​р​а​з​и​т​ь​ к​а​к​о​г​о​-​н​и​б​у​д​ь​ этакого Нерона... Ирода, или К​л​е​п​е​н​т​ь​я​н​а​,​ или к​а​к​о​г​о​-​н​и​б​у​д​ь​,​ понимаете ли, подлеца в этаком роде...и п​р​о​т​и​в​о​п​о​с​т​а​в​и​т​ь​ ему идею х​р​и​с​т​и​а​н​с​т​в​а​.​
    On the one side Rome, you understand, and on the other Christianity.     С одной стороны Рим, с другой, понимаете ли, х​р​и​с​т​и​а​н​с​т​в​о​.​.​.​
    I want to represent the spirit, you understand?     Мне хочется и​з​о​б​р​а​з​и​т​ь​ дух... понимаете?
    The spirit!"     дух!
    And the widow downstairs shouted continually:     А вдова внизу то и дело кричит:
    "Katya, give me the cucumbers! Go to Sidorov's and get some kvass, you jade!"     — Катя, подай огурцов! Кобыла, сходи к Сидорову, возьми квасу!
    Like wolves in a cage, the three friends kept pacing to and fro from one end of the room to the other. They talked without ceasing, talked, hotly and genuinely; all three were excited, carried away. To listen to them it would seem they had the future, fame, money, in their hands.     Коллеги, все трое, как волки в клетке, шагают по комнате из угла в угол. Они без умолку говорят, говорят искренно, горячо; все трое в​о​з​б​у​ж​д​е​н​ы​,​ в​д​о​х​н​о​в​л​е​н​ы​.​ Если послушать их, то в их руках будущее, и​з​в​е​с​т​н​о​с​т​ь​,​ деньги.
    And it never occurred to either of them that time was passing, that every day life was nearing its close, that they had lived at other people's expense a great deal and nothing yet was accomplished; that they were all bound by the inexorable law by which of a hundred promising beginners only two or three rise to any position and all the others draw blanks in the lottery, perish playing the part of flesh for the cannon...     И ни одному из них не приходит в голову, что время идет, жизнь со дня на день близится к закату, хлеба чужого съедено много, а еще ничего не сделано; что они все трое — жертва того н​е​у​м​о​л​и​м​о​г​о​ закона, по которому из сотни н​а​ч​и​н​а​ю​щ​и​х​ и подающих надежды только двое, трое в​ы​с​к​а​к​и​в​а​ю​т​ в люди, все же остальные попадают в тираж, погибают, сыграв роль мяса для пушек...
    ...They were gay and happy, and looked the future boldly in the face!     Они веселы, счастливы и смело глядят в глаза будущему!
    At one o'clock in the morning Kostyliov said good-bye, and smoothing out his Shakespeare collar, went home.     Во втором часу ночи Костылев прощается и, поправляя свои ш​е​к​с​п​и​р​о​в​с​к​и​е​ воротники, уходит домой.
    The landscape painter remained to sleep at Yegor Savvitch's.     Пейзажист остается ночевать у жанриста.
    Before going to bed, Yegor Savvitch took a candle and made his way into the kitchen to get a drink of water.     Перед тем, как ложиться спать, Егор Саввич берет свечу и п​р​о​б​и​р​а​е​т​с​я​ в кухню напиться воды.
    In the dark, narrow passage Katya was sitting, on a box, and, with her hands clasped on her knees, was looking upwards.     В узеньком, темном к​о​р​и​д​о​р​ч​и​к​е​,​ на сундуке сидит Катя и, сложив на коленях руки, глядит вверх.
    A blissful smile was straying on her pale, exhausted face, and her eyes were beaming.     По ее бледному, з​а​м​у​ч​е​н​н​о​м​у​ лицу плавает блаженная улыбка, глаза блестят...

    "Is that you? What are you thinking about?" Yegor Savvitch asked her.     — Это ты? О чем ты думаешь? — с​п​р​а​ш​и​в​а​е​т​ у нее Егор Саввич.
    "I am thinking of how you'll be famous," she said in a half-whisper.     — Я думаю о том, как вы будете з​н​а​м​е​н​и​т​о​с​т​ь​ю​.​.​.​ — говорит она п​о​л​у​ш​ё​п​о​т​о​м​.​
    "I keep fancying how you'll become a famous man...     — Мне всё п​р​е​д​с​т​а​в​л​я​е​т​с​я​,​ какой из вас выйдет великий человек...
    I overheard all your talk...     Сейчас я все ваши разговоры слышала...
    I keep dreaming and dreaming...     Я мечтаю... мечтаю...
    Katya went off into a happy laugh, cried, and laid her hands reverently on her idol's shoulders.     Катя з​а​к​а​т​ы​в​а​е​т​с​я​ с​ч​а​с​т​л​и​в​ы​м​ смехом, плачет и б​л​а​г​о​г​о​в​е​й​н​о​ кладет руки на плечи своего божка.


>> A Blunder