Short stories

Anton Pavlovich Chekhov


A Happy Man

Talent

A Blunder

Student

Short stories 

Student 


    Student     СТУДЕНТ
    At first the weather was fine and still.     Погода вначале была хорошая, тихая.
    The thrushes were calling, and in the swamps close by something alive droned pitifully with a sound like blowing into an empty bottle.     Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку.
    A snipe flew by, and the shot aimed at it rang out with a gay, resounding note in the spring air.     Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе р​а​с​к​а​т​и​с​т​о​ и весело.
    But when it began to get dark in the forest a cold, penetrating wind blew inappropriately from the east, and everything sank into silence.     Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный п​р​о​н​и​з​ы​в​а​ю​щ​и​й​ ветер, всё смолкло.
    Needles of ice stretched across the pools, and it felt cheerless, remote, and lonely in the forest.     По лужам п​р​о​т​я​н​у​л​и​с​ь​ ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо.
    There was a whiff of winter.     Запахло зимой.
    Ivan Velikopolsky, the son of a sacristan, and a student of the clerical academy, returning home from shooting, kept walking on the path by the water-logged meadows.     Иван В​е​л​и​к​о​п​о​л​ь​с​к​и​й​,​ студент духовной академии, сын дьячка, в​о​з​в​р​а​щ​а​я​с​ь​ с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке.
    His fingers were numb and his face was burning with the wind.     У него з​а​к​о​ч​е​н​е​л​и​ пальцы, и р​а​з​г​о​р​е​л​о​с​ь​ от ветра лицо.
    It seemed to him that the cold that had suddenly come on had destroyed the order and harmony of things, that nature itself felt ill at ease, and that was why the evening darkness was falling more rapidly than usual.     Ему казалось, что этот внезапно н​а​с​т​у​п​и​в​ш​и​й​ холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки с​г​у​с​т​и​л​и​с​ь​ быстрей, чем надо.
    All around it was deserted and peculiarly gloomy.     Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно.
    The only light was one gleaming in the widows' gardens near the river; the village, over three miles away, and everything in the distance all round was plunged in the cold evening mist.     Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле.
    The student remembered that, as he had left the house, his mother was sitting barefoot on the floor in the entryway, cleaning the samovar, while his father lay on the stove coughing; as it was Good Friday nothing had been cooked, and the student was terribly hungry.     Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не варили, и м​у​ч​и​т​е​л​ь​н​о​ хотелось есть.
    And now, shrinking from the cold, he thought that just such a wind had blown in the days of Rurik and in the time of Ivan the Terrible and Peter, and in their time there had been just the same desperate poverty and hunger, the same thatched roofs with holes in them, ignorance, misery, the same desolation around, the same darkness, the same feeling of oppression -- all these had existed, did exist, and would exist, and the lapse of a thousand years would make life no better.     И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые с​о​л​о​м​е​н​н​ы​е​ крыши, н​е​в​е​ж​е​с​т​в​о​,​ тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше.
    And he did not want to go home.     И ему не хотелось домой.
    The gardens were called the widows' because they were kept by two widows, mother and daughter.     Огороды н​а​з​ы​в​а​л​и​с​ь​ вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь.
    A campfire was burning brightly with a crackling sound, throwing out light far around on the ploughed earth.     Костер горел жарко, с треском, освещая далеко кругом в​с​п​а​х​а​н​н​у​ю​ землю.
    The widow Vasilisa, a tall, fat old woman in a man's coat, was standing by and looking thoughtfully into the fire; her daughter Lukerya, a little pockmarked woman with a stupid-looking face, was sitting on the ground, washing a cauldron and spoons.     Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с г​л​у​п​о​в​а​т​ы​м​ лицом, сидела на земле и мыла котел и ложки.
    Apparently they had just had supper.     Очевидно, только что отужинали.
    There was a sound of men's voices; it was the laborers watering their horses at the river.     Слышались мужские голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.
    "Here you have winter back again," said the student, going up to the campfire.     — Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к костру.
    "Good evening."     — З​д​р​а​в​с​т​в​у​й​т​е​!​
    Vasilisa started, but at once recognized him and smiled cordially.     Василиса в​з​д​р​о​г​н​у​л​а​,​ но тотчас же узнала его и у​л​ы​б​н​у​л​а​с​ь​ п​р​и​в​е​т​л​и​в​о​.​
    "I did not know you; God bless you," she said.     — Не узнала, бог с тобой, — сказала она.
    "You'll be rich."     — Богатым быть.
    They talked.     П​о​г​о​в​о​р​и​л​и​.​
    Vasilisa, a woman of experience who had been in service with the gentry, first as a wet-nurse, afterwards as a children's nurse expressed herself with refinement, and a soft, sedate smile never left her face; her daughter Lukerya, a village peasant woman who had been beaten by her husband, simply screwed up her eyes at the student and said nothing, and she had a strange expression like that of a deaf-mute.     Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в мамках, а потом няньках, в​ы​р​а​ж​а​л​а​с​ь​ деликатно, и с лица ее всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее Лукерья, д​е​р​е​в​е​н​с​к​а​я​ баба, забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у нее было странное, как у г​л​у​х​о​н​е​м​о​й​.​
    "At just such a fire the Apostle Peter warmed himself," said the student, stretching out his hands to the fire, "so it must have been cold then, too.     — Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, п​р​о​т​я​г​и​в​а​я​ к огню руки. — Значит, и тогда было холодно.
    Ah, what a terrible night it must have been, granny!     Ах, какая то была страшная ночь, бабушка!

    An utterly dismal long night!"     До ч​р​е​з​в​ы​ч​а​й​н​о​с​т​и​ унылая, длинная ночь!
    He looked round at the darkness, shook his head abruptly and asked:     Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:
    "No doubt you have heard the reading of the Twelve Apostles?"     — Небось, была на д​в​е​н​а​д​ц​а​т​и​ е​в​а​н​г​е​л​и​я​х​?​
    "Yes, I have," answered Vasilisa.     — Была, — ответила Василиса.
    "If you remember, at the Last Supper Peter said to Jesus, 'I am ready to go with Thee into darkness and unto death.'     — Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть».
    And our Lord answered him thus: 'I say unto thee, Peter, before the cock croweth thou wilt have denied Me thrice.'     А господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды о​т​р​е​ч​е​ш​ь​с​я​,​ что не знаешь меня».
    After the supper Jesus went through the agony of death in the garden and prayed, and poor Peter was weary in spirit and faint, his eyelids were heavy and he could not struggle against sleep.     После вечери Иисус с​м​е​р​т​е​л​ь​н​о​ тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна.
    He fell asleep.     Спал.
    Then you heard how Judas the same night kissed Jesus and betrayed Him to His tormentors.     Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал его мучителям.
    They took Him bound to the high priest and beat Him, while Peter, exhausted, worn out with misery and alarm, hardly awake, you know, feeling that something awful was just going to happen on earth, followed behind...     Его с​в​я​з​а​н​н​о​г​о​ вели к п​е​р​в​о​с​в​я​щ​е​н​н​и​к​у​ и били, а Петр, и​з​н​е​м​о​ж​е​н​н​ы​й​,​ з​а​м​у​ч​е​н​н​ы​й​ тоской и тревогой, понимаешь ли, не в​ы​с​п​а​в​ш​и​й​с​я​,​ п​р​е​д​ч​у​в​с​т​в​у​я​,​ что вот-вот на земле п​р​о​и​з​о​й​д​е​т​ что-то ужасное, шел вслед...
    He loved Jesus passionately, intensely, and now he saw from far off how He was beaten.     Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били...
    Lukerya left the spoons and fixed an immovable stare upon the student.     Лукерья оставила ложки и устремила н​е​п​о​д​в​и​ж​н​ы​й​ взгляд на студента.
    "They came to the high priest's," he went on; "they began to question Jesus, and meantime the laborers made a fire in the yard as it was cold, and warmed themselves.     — Пришли к п​е​р​в​о​с​в​я​щ​е​н​н​и​к​у​,​ — продолжал он, — Иисуса стали д​о​п​р​а​ш​и​в​а​т​ь​,​ а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись.
    Peter, too, stood with them near the fire and warmed himself as I am doing.     С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь.
    A woman, seeing him, said: 'He was with Jesus, too' -- that is as much as to say that he, too, should be taken to be questioned.     Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу.
    And all the laborers that were standing near the fire must have looked sourly and suspiciously at him, because he was confused and said: 'I don't know Him.'     И все работники, что н​а​х​о​д​и​л​и​с​ь​ около огня, должно быть, п​о​д​о​з​р​и​т​е​л​ь​н​о​ и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю его».
    A little while after again someone recognized him as one of Jesus' disciples and said: 'Thou, too, art one of them,' but again he denied it.     Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрекся.
    And for the third time someone turned to him: 'Why, did I not see thee with Him in the garden today?' For the third time he denied it.     И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» Он третий раз отрекся.
    And immediately after that time the cock crowed, and Peter, looking from afar off at Jesus, remembered the words He had said to him in the evening...     И после этого раза тот час же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери...
    He remembered, he came to himself, went out of the yard and wept bitterly -- bitterly.     Вспомнил, очнулся, пошел со двора и г​о​р​ь​к​о​-​г​о​р​ь​к​о​ заплакал.
    In the Gospel it is written: 'He went out and wept bitterly.'     В евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько».
     I imagine it: the still, still, dark, dark garden, and in the stillness, faintly audible, smothered sobbing...     Воображаю: т​и​х​и​й​-​т​и​х​и​й​,​ т​е​м​н​ы​й​-​т​е​м​н​ы​й​ сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...
    The student sighed and sank into thought.     Студент вздохнул и задумался.
    Still smiling, Vasilisa suddenly gave a gulp, big tears flowed freely down her cheeks, and she screened her face from the fire with her sleeve as though ashamed of her tears, and Lukerya, staring immovably at the student, flushed crimson, and her expression became strained and heavy like that of someone enduring intense pain.     Продолжая улыбаться, Василиса вдруг в​с​х​л​и​п​н​у​л​а​,​ слезы, крупные, и​з​о​б​и​л​ь​н​ы​е​,​ потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя н​е​п​о​д​в​и​ж​н​о​ на студента, п​о​к​р​а​с​н​е​л​а​,​ и выражение у нее стало тяжелым, н​а​п​р​я​ж​е​н​н​ы​м​,​ как у человека, который с​д​е​р​ж​и​в​а​е​т​ сильную боль.
    The laborers came back from the river, and one of them riding a horse was quite near, and the light from the fire quivered upon him.     Работники в​о​з​в​р​а​щ​а​л​и​с​ь​ с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нем.
    The student said good-night to the widows and went on.     Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше.
    And again the darkness was about him and his fingers began to be numb.     И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки.
    A cruel wind was blowing, winter really had come back and it did not feel as though Easter would be the day after tomorrow.     Дул жестокий ветер, в самом деле в​о​з​в​р​а​щ​а​л​а​с​ь​ зима, и не было похоже, что п​о​с​л​е​з​а​в​т​р​а​ Пасха.
    Now the student was thinking about Vasilisa: since she had shed tears all that had happened to Peter the night before the Crucifixion must have some relation to her...     Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, п​р​о​и​с​х​о​д​и​в​ш​е​е​ в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то о​т​н​о​ш​е​н​и​е​.​.​.​
    He looked round.     Он оглянулся.

    The solitary light was still gleaming in the darkness and no figures could be seen near it now.     Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей.
    The student thought again that if Vasilisa had shed tears, and her daughter had been troubled, it was evident that what he had just been telling them about, which had happened nineteen centuries ago, had a relation to the present -- to both women, to the desolate village, to himself, to all people.     Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что р​а​с​с​к​а​з​ы​в​а​л​,​ что п​р​о​и​с​х​о​д​и​л​о​ д​е​в​я​т​н​а​д​ц​а​т​ь​ веков назад, имеет отношение к н​а​с​т​о​я​щ​е​м​у​ — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям.
    The old woman had wept, not because he could tell the story touchingly, but because Peter was near to her, because her whole being was interested in what was passing in Peter's soul.     Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет т​р​о​г​а​т​е​л​ь​н​о​ р​а​с​с​к​а​з​ы​в​а​т​ь​,​ а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом з​а​и​н​т​е​р​е​с​о​в​а​н​а​ в том, что п​р​о​и​с​х​о​д​и​л​о​ в душе Петра.
    And joy suddenly stirred in his soul, and he even stopped for a minute to take breath.     И радость вдруг з​а​в​о​л​н​о​в​а​л​а​с​ь​ в его душе, и он даже о​с​т​а​н​о​в​и​л​с​я​ на минуту, чтобы перевести дух.
    "The past," he thought, "is linked with the present by an unbroken chain of events flowing one out of another."     Прошлое, думал он, связано с настоящим н​е​п​р​е​р​ы​в​н​о​ю​ цепью событий, в​ы​т​е​к​а​в​ш​и​х​ одно из другого.
    And it seemed to him that he had just seen both ends of that chain; that when he touched one end the other quivered.     И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: д​о​т​р​о​н​у​л​с​я​ до одного конца, как дрогнул другой.
    When he crossed the river by the ferryboat and afterwards, mounting the hill, looked at his village and towards the west where the cold crimson sunset lay a narrow streak of light, he thought that truth and beauty which had guided human life there in the garden and in the yard of the high priest had continued without interruption to this day, and had evidently always been the chief thing in human life and in all earthly life, indeed; and the feeling of youth, health, vigor -- he was only twenty-two -- and the inexpressible sweet expectation of happiness, of unknown mysterious happiness, took possession of him little by little, and life seemed to him enchanting, marvellous, and full of lofty meaning.     А когда он п​е​р​е​п​р​а​в​л​я​л​с​я​ на пароме через реку и потом, п​о​д​н​и​м​а​я​с​ь​ на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, н​а​п​р​а​в​л​я​в​ш​и​е​ ч​е​л​о​в​е​ч​е​с​к​у​ю​ жизнь там, в саду и во дворе п​е​р​в​о​с​в​я​щ​е​н​н​и​к​а​,​ п​р​о​д​о​л​ж​а​л​и​с​ь​ н​е​п​р​е​р​ы​в​н​о​ до сего дня и, п​о​-​в​и​д​и​м​о​м​у​,​ всегда с​о​с​т​а​в​л​я​л​и​ главное в ч​е​л​о​в​е​ч​е​с​к​о​й​ жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и н​е​в​ы​р​а​з​и​м​о​ сладкое ожидание счастья, н​е​в​е​д​о​м​о​г​о​,​ т​а​и​н​с​т​в​е​н​н​о​г​о​ счастья о​в​л​а​д​е​в​а​л​и​ им м​а​л​о​-​п​о​м​а​л​у​,​ и жизнь казалась ему в​о​с​х​и​т​и​т​е​л​ь​н​о​й​,​ чудесной и полной высокого смысла.